Светлане 52 года, в её жизни рак молочной железы случился трижды. И так бывает. Зная этот факт, не перестаёшь удивляться, сколько в ней тепла, человеколюбия. Трудно представить, через что ей пришлось пройти и еще труднее понять, как ей удалось сохранить свой внутренний свет.

«Впервые рак молочной железы мне диагностировали в 2003 году. Потом в 2009 и 2017 годах. Сейчас всё хорошо, прошло 5 лет, как я нахожусь в очередной ремиссии. Я всегда говорю, что у меня «очередная ремиссия», потому что я не могу знать точно, будет у меня потом что-то или нет.

Первую опухоль я обнаружила в 33 года сама. Мы приехали с моря — загоревшие, отдохнувшие, и в душе я нащупала маленький шарик. И сразу у меня мелькнула мысль, что это рак, потому что у меня мама в 33 года умерла от рака яичников. Паники у меня не было, потому что диагноз не был точно известен, но я уже знала, что мне срочно нужен маммолог и онколог. В самый возможный короткий срок мы нашли доктора. Мне сделали пункцию, и когда я ехала за результатом, я уже чувствовала, что это рак.

Я спросила доктора, сколько у меня есть времени на подумать. Он сказал, что 2–3 дня, не более, иначе будет совсем поздно. В это время я собирала ребёнка в 1-й класс. С моим врачом в Оренбурге мы дружим до сих пор, и до сих пор вся моя семья говорит ему огромное спасибо.

Он прооперировал меня, была мастэктомия. Я думала только о детях и о том, что мне надо успеть поставить их на ноги. Параллельно давила мысль о том, что мой рак — это наследственное. Я очень боялась, что это же может коснуться и моих сыновей.

Тогда у меня не было ни химии, ни облучения. Мне повезло, потому что была 1-я стадия. Но не повезло в том плане, что тогда, в 2003 году, для трижды негативного типа рака молочной железы лечения не было. Доктор сказал: «Мы можем сделать химию, которая вам не поможет, но убьёт ваш организм». Он посоветовал мне наблюдаться: «Твоя задача — каждые полгода ко мне».

Через шесть лет в правой молочной железе у меня нашли вторую опухоль. Было очень тяжело. Было принято решение делать секторальную мастэктомию из соображений тогдашней органосохранной политики в медицине, хотя я просила полную. В 2009 еще не знали ничего про мутацию BRCA1 и не было «химии».

Мне удалили часть груди и все возможные лимфоузлы и снова поставили на учёт. Через 7 лет у меня ловят рак именно на месте, где была сделана вторая операция.

Хорошо, что доктор, которая меня оперировала, ещё работала там же. Я позвонила сразу ей, сказала: «Елена Александровна, спасайте». Я очень благодарна всем врачам, которые ускорили мне процесс прохождения обследований.

В третий раз было отчаяние и чувство того, что теперь уж точно конец. Потому что удалены все ближайшие лимфоузлы, и нельзя отследить, куда пойдут метастазы, если это произойдёт.

Меня очень поддерживали мои близкие — и друзья, и муж. Я никогда не искала никакие онкофорумы или онкочаты и выполняла только рекомендации врача, а муж погрузился во всё это. Он нашёл информацию о трижды негативном раке, о том, что уже для него есть лечение, есть химиотерапия.

Я очень благодарна за поддержку своим сыновьям. Именно они, кстати, нашли мне очень хорошего химиотерапевта. Следом у меня была лучевая терапия, и доктор сказал, что надо срочно удалить яичники. Когда после операции прошло два месяца и кровь пришла в норму, мы сразу стали искать хирурга для удаления яичников. По ОМС в 2017 году её не делали. Пришлось удалить платно.

Вот уже пятый год я регулярно наблюдаюсь. Один терапевт из онкоцентра Блохина, к которому я пришла на приём с вопросом, что мне ещё можно сделать, сказал: «Вы уже сделали и удалили всё, что можно, разве что голову осталось, чтобы в неё не лезли дурные мысли».

После прохождения лечения у меня, конечно же, было депрессивное состояние. С одной стороны, была эйфория от того, что закончилась химиотерапия, и я осталась жива. Лечение было очень тяжёлым, и мне в прямом смысле надо было его пережить, так как у меня были нездоровы внутренние органы, по которым она сильно бьёт. Муж и дети даже составили график дежурства, потому что 9 дней я лежала пластом.

И хоть у меня и было чувство, что я выиграла бой в войне с химиотерапией, но она сильно ударила по моим нервам. Появился лишний вес, глаза были всё время на мокром месте. Были слёзы, истерики, вопросы: «За что?» и «Почему?» и страх за детей из-за сложившейся в голове параллели «я — мама — дети».

Одна моя знакомая посоветовала мне психолога фонда «Дальше», к которому сама ходила, и дала мне номер телефона. Я позвонила, и меня сразу пригласили на беседу, назначив время приёма в тот же день. Я пришла, мы поговорили с Оксаной Васильевной Булавской, и она предложила мне занятия в группе психотерапевтической поддержки, занятие которой начиналось как раз через час. Конечно, я согласилась.

Так я и осталась в фонде, в центре «Вместе». Сначала ходила к психологу, а потом стала ходить и на другие занятия — к диетологу, на майндфулнесс, начала общаться с другими женщинами.

Женщинам с диагнозом «рак» я хочу пожелать не терять надежды до последнего, потому что, как говорят: «Стучитесь, и какая-нибудь дверь откроется». Когда я лежала на химиотерапии, у меня постоянно в голове крутилась мысль: «Терпи, терпи, это всё скоро закончится, ты должна выжить, это всё пройдёт».

Благотворительный фонд “Дальше” бесплатно помогает женщинам и их близким вне зависимости от их местоположения. Сделайте пожертвование сегодня, чтобы завтра сотни женщин с раком молочной железы не остались без помощи.Поддержать работу фонда можно тут

Пусть помощь не останавливается, ведь #ДальшеЖить2022